Новини,історії,добірки((с))

[kind]

[kind]

[kind]

Человек с другой Планеты
Когда в перестроечные годы Джордж Лукас, режиссёр одного из самых кассовых фильмов о космосе «Звёздные войны», посетил Москву, он попросил организовать ему встречу с маэстро Павлом Клушанцевым. На недоумённый вопрос российских чиновников: «А кто это такой?» — Лукас ответил: «Клушанцев — крёстный отец "Звёздных войн". Без его фантастических фильмов и уникальных технических изобретений я бы не смог даже подступиться к своему фильму».
Лукасу солгали. Павел Владимирович Клушанцев был фактически насильно отлучен от кино и на жалкую пенсию доживал с женой свой век в небольшой питерской комнатке.
Чиновники сделали все возможное, чтобы эта встреча не состоялась. Но Клушанцева все-таки разыскал другой голливудец — Роберт Скотак, дважды лауреат самой престижной в мире кинопремии «Оскар». Вскоре в Америку ушла увесистая бандероль с рукописью, в которой Клушанцев без каких-либо условий и просьб об оплате раскрывал свои киношные секреты, подкрепленные детальным описанием и множеством фотографий. Мастер был безмерно рад уже тому, что его вклад в кинематограф по достоинству оценен американскими коллегами.
Скотак, прекрасно знающий «who is who» в кино, откровенно писал, что появлению на экранах удивительно реальных, масштабных сцен в космосе мир обязан не «Звёздным войнам» и даже не Стенли Кубрику, который снял свою «Космическую Одиссею» гораздо раньше «Войн» (в далёком 1968 году), а именно Павлу Клушанцеву и его грандиозному, беспрецедентному космическому киносериалу: «Метеориты» (1947 г.), «Вселенная» (1951 г.), «Дорога к звёздам» (1957 г.), «Планета бурь» (1961 г.), «Луна» (1965 г.), «Марс» (1968 г.).
Российские средства массовой информации не отметили 85-летие мастера научно-популярного кино ни единой строчкой...
Именно в этот, 1995-й, юбилейный для Клушанцева год, киностудия «Леннаучфильм» практически на несколько лет прекратила работу: за неуплату была отключена электроэнергия, и внезапные декабрьские холода в одну ночь вдребезги разнесли всю систему отопления и подземные коммуникации. Студия, мужественно работавшая все страшные дни и годы блокады, в мирное время погрузилась во мрак и превратилась в гигантскую сосульку — скорбный памятник ельцинско-гайдаровской шоковой терапии.
Свой творческий путь Клушанцев начинал помощником кинооператора. А уже через семь лет, в 1939 году, когда в Советском Союзе была проведена первая тарификация творческих работников, он, самым молодым в стране, получил звание оператора высшей категории. И это было абсолютно заслуженно.
Клушанцев снимал так, как не мог снять никто. Он использовал все возможности техники: покадровую и рапидную сьёмку, многократные экспозиции, различные диффузионы и фильтры, кашеты, призмы, зеркала. Для подводных съёмок он сам конструировал камеры и боксы. Для съёмок с самолётов, танков и кораблей создавал устройства, максимально гасящие тряску и вибрацию. В годы войны в учебном фильме для артиллеристов «Стрельба на рикошетах» он применил трофейную немецкую цайт-лупу — кинокамеру, позволяющую делать сотни кадров в секунду, т.е. как бы замедлять ход времени в десятки раз. Переделав её и приспособив необходимую оптику, Клушанцев блестяще снял весь полёт снаряда от ствола пушки до цели, изумив наглядностью армейское начальство.
27 лет, до самой своей кончины в 1999 году, Клушанцев не переступал порог студии, которую всегда считал своим главным домом и которая повернулась к нему лицом злобной мачехи. Все приспособления и макеты к его фильмам — уникальные творения мозга режиссёра и изобретателя, были постепенно уничтожены. И в который раз Клушанцев не сломался. Всё, что он знал и хотел сделать в будущем, Павел Владимирович воплотил в своих великолепных детских книгах, переведенных на 16 языков.
Буквально перед отъездом в США я принёс Павлу Владимировичу ещё пахнущую типографской краской авторскую пачку брошюр «„Дорога к звёздам“ — одна из моих картин». Практически ослепший после непрофессионально сделанной операции на глазах, он бережно прижал её к груди и тихо, но уверенно сказал: «И всё-таки мы полетим к звёздам! Обязательно полетим!»
Всю свою нелегкую жизнь великий мастер, несмотря ни на что, продолжал верить в невозможное. Вот так же и мне хочется надеяться, что когда-нибудь на стене, у входа на «Леннаучфильм» появится мемориальная доска с короткой надписью:
Здесь с 1936 по 1972 год работал Заслуженный деятель искусств Российской Федерации режиссёр Павел Владимирович Клушанцев.
Человек с другой Планеты.
По материалам Игоря Войтенко

[kind]

Давид Израилевич был портным.
Не простым портным, а брючным. Брюки он называл исключительно бруками.
-Видишь ли, деточка, бруки, это совершенно не то, что вы думаете. Вы же, чтоб мне были здоровы, думаете, что то, что вы натягиваете на свой тухес не имеет никакого значения, главное, чтобы этот самый тухес не был виден, можно подумать кому-то до него есть дело.
На самом деле бруки скажет о вас и о вашем тухесе, который вы так стараетесь скрыть, намного больше, чем вы думаете.
Бруки это искусство. Вы, конечно, можете спорить со старым Давидом, кричать, что я говорю за сущую ерунду, но я буду смеяться вам в лицо, чтобы вы себе там не думали!
-Давид Израилевич, а пиджак? Пиджак разве не имеет знаечение?
-Имеет, деточка. Пинжак имеет огромное значение. Но бруки имеют этого значения гораздо больше! Вы же знаете нашего секретаря парткома Афонькина? Когда он пришел ко мне в штанах фабрики "Большевичка", а это были именно штаны, а не бруки, потому что то, что на нем было надето, имело право называться только штанами, я думал, что это не секретарь парткома, а какой-то запивший бендюжник!
Я дико извиняюсь, но если бы на мне были такие штаны, я бы умер и никогда бы больше не ожил. А этот гоцн-поцн был жив и даже немножечко доволен. Так вот, деточка, я сшил ему бруки. Это были не бруки, а песня о буревестнике!
Вы бы видели это гульфик! Такой гульфик не носит даже английский лорд, а уж английские лорды знают за глуьфиков всё и ещё немножко! Вы бы видели эти шлёвки! А манжета? Это же было не манжета, а картина Рубенса! Я вас умоляю!
Давид Израилевич деловито вставал, протирал очки клетчатым мужским носовым платком и садился за швейную машинку. Он нажимал на педали, нить, соединяющая челнок и иглу плавно скользила, превращаясь в идеально ровную строчку.
Давид Израилевич всю жизнь был брючным мастером.
Лишь однажды он изменил своей профессии, во время войны.
Было ему тогда лет двадцать пять, и его расстреляли. Вернее не только его, а вообще всех евреев городка, где он жил. Но очнувшись поздним вечером, он обнаружил себя заваленным трупами, с кровоточащим плечом, но живым. Больше живых в куче трупов не было. Ни его жена Лея, ни пятилетний сын Мотя, ни родители, ни сестра Хана, ни еще пару сотен евреев.
Давид Израилевич дождался темноты, выбрался из кучи и ушел в лес.
Подобрали его партизаны.
Боец из Давида Израилевича был не очень хороший, как он сам говорил, из-за физической крепости, которой ему явно не доставало. Поэтому он временно переквалифицировался с брючного мастера на универсального портного, ремонтировал одежду партизанам, помогал на кухне.
Убил человека он однажды.
-Я убил Купцова, деточка. Знаете, кто это был? Так я вам скажу, кто это был. Это был главный полицай и командовал моим расстрелом.
Я знал его до войны, он работал товароведом. Однажды его чуть не посадили за какую-то растрату. Наверное он был не очень хорошим товароведом.
Как оказалось полицаем он тоже был не очень хорошим, потому что даже расстрелять нормально меня не смог.
Когда в сорок третьем пришли наши, Купцов прятался в лесу за дамбой. Но мы таки его нашли.
Я тогда никогда не убивал людей, деточка, а тут не знаю, что на меня нашло, сам вызвался. Меня поняли и не стали мешать. Но знаете, что я сделал? Спросите старого Давида, что он сделал, деточка?
-Что вы сделали, Давид Израилевич?
-Я его ОТПУСТИЛ.
-Как это отпустили?
-Я сказал ему бежать, и он побежал. А я выстрелил ему в спину и попал.
-Но зачем? Зачем вы сказали ему бежать?
-Я хотел быть лучше, чем он.
-Но вы и так лучше, чем он!
-Любой человек, деточка, который стреляет в другого человека, становится убийцей.
Не важно причины, главное, что он убил. Так вот я напоследок подарил ему НАДЕЖДУ. И он умер с надеждой на спасение.
Это намного приятнее, чем умирать, понимая, что обречен.
Я знаю, как это, я так умирал.
Но выжил.
А вот мой сын Мотя нет. И жена моя тоже нет. И остальные нет.
Нам не дали возможность надеяться.
А Купцову я эту возможность подарил, потому что не хотел быть таким, как он. Купцов таки был не очень хорошим товароведом и полицаем, я был не очень хорошим партизаном, но кто мешает быть мне хорошим бручным мастером?
Никто мне не мешает. НАДЕЖДА это очень важно, деточка, очень, можешь мне поверить, чтоб ты мне был здоров.
Всё, примерка закончена. Приходи послезавтра, бруки будут готовы. И это будут не бруки, а песня о буревестнике, чтоб ты там себе не думал...
Александр Гутин

[kind]

[kind]

[kind]

[shutzpavel450]

[kind]

Знаете, я обожаю своё поколение. Мы застали пластинки и бобины, перекручивали на карандаше кассеты и сидели под стационарным телефоном в ожидании звонка; ещё помним дискеты и диафильмы, но наравне с сегодняшними тинейджерами свободно осваиваем все новинки техники.
Мы ещё любим Высоцкого и Магомаева, но и не впадаем в эпилепсию от современных ритмов. Более того, у нас и здесь нашлись «любимчики».
Мы точно знаем, что в этом мире больше никогда не будет таких как Майкл Джексон, Queen и Led Zeppelin, и никому до сих пор так и не удалось заменить нам утраченных Белоусова, Талькова и Цоя.
Это мы в детстве часами выглаживали колючую советскую школьную форму и красный галстук, а сегодня также трепетно заботимся о замшевой обуви.
Нам никогда не понять, как на улице может быть скучно, ведь каждый из нас может сходу насчитать сотни забав «без ничего», десяток игр с мячом, штук семь развлечений с обычной палкой и консервной банкой, не говоря уж о наличии мелков и прочего «богатства».
Это мы разговариваем цитатами из книг, мультфильмов и кино, а в глубине души сочувственно смотрим на тех, кто спрашивает: «А откуда это?»..
Это для нас работала целая индустрия детских киностудий, и лучшие актёры изощрялись в умении петь, танцевать и изображать наших любимых героев – лишь бы мы росли нормальными людьми!
Мы ещё умеем дружить и не прощаем предательства.
Мы ещё помним, что любить человека – отнюдь не синоним слова «спать» с ним.
Мы пережили развал страны, 90-е, парочку мировых кризисов и несколько воин (особенно внутренних).
До нас, наконец, дошло, что наши родители делали для нас всё, что могли. Даже если не делали ничего.
Мы теперь уже точно осознали, что «круто» – это не клубы каждые выходные, не градусы в стакане, а здоровый цвет лица, крепкий сон и дорогие люди рядом.
Мы вручную рисовали «поля» в тетрадях, дрались исключительно «до первой крови» и уже многих похоронили. Мы – самое закаленное и, не в обиду другим, самое прогрессивное поколение. Нам повезло родиться ещё до того, как у детей отобрали свободу и право выбора. Мы привыкли никого не слушать, ни на кого не надеяться и ни от кого ничего не ждать.
Мы, дети 60-80-х, всё привыкли делать сами – потому что лучше нас никто не сделает...
Автор - Галина Ляшевская

[kind]